Особенная прелесть женщины с комплексами
От интимных комплексов, от стеснительности и морали будто бы надо освобождаться, с ними надо «бороться», их надо «искоренять». Однако отчего же тогда Сэр де Сад, как никто другой преуспевший в борьбе с комплексами и предрассудками, в главный момент вдруг забывает весь собственный просветительный разгар и акцентирует молодых женщин с комплексами — либо, по старой терминологии, «благовоспитанных девиц», — в автономный, самый дорогой класс интимных субъектов?
Женщина с комплексами — создание намного более интересное и обольстительное, чем «девушка без комплексов». Отчего?
Поскольку она относится к сексу основательно, поскольку секс для нее — это далеко не просто аэробика. Секс для нее — это прохождение, это явление. Секс на 90% — это этнопсихология, а не чувственность, и означает, «девушка с комплексами» — это далеко не диагноз, это сексуальная поза. Это умная поза, особенно дорогая умная поза, на которой сконструирована эстетика большого числа творений художества. Стоимость данной позы высока — поскольку она обязана быть естественной, она обязана находиться на уровне инстинктов, на уровне личности, — это далеко не выдается просто так, по стремлению.
Когда владеешь женщиной, хочется иметь ее всю полностью, немедленно, — хочется ощущать, что она на самом деле чувствует, что ее «имеют». Это очень приятно. Это волнует. Пускай не дуются на меня феминистки, однако «девушка без комплексов» — создание обеззараженное и неинтересное, как порнография a la «Плейбой». Девушка совершенно без комплексов — это далеко не девушка, это гимнастический тренажер. Вездесущее послание парней к би-/содомскому опыту сопряжено как раз с тем, что девушки, над которыми потрудилась сексуальная революция, прекратили принимать секс серьезно. Мужчинам нужно находить солидный секс в другом месте: мужские комплексы по отношению к сексу с парнем были не менее крепкими, мужчина-гетеросексуал до сегодняшнего дня опасается этого секса более всего на свете. Когда нельзя совратить женщину (поскольку не осталось молодых женщин, которых можно «соблазнить»), нужно обольщать парней. Когда не осталось девственниц-девочек, нужно находить «девственника»-мальчика.
Интимные комплексы — это фундамент тех интимных поз, которые я представляю «интеллектуальными». любая умная поза базируется на очевидные либо неявные интимные вето. К примеру, «секс с монашкой», либо «секс с комсомолкой» имеет прелесть лишь тогда, когда данная монахиня и данная комсомолка внутри чем-нибудь различаются от проститутки. Это прекрасно понимал сэр де Сад и прочие деликатные господа XVIII столетия. Следовательно, комплексы и вето необходимы, они нужны как воздух. Их надо выдумывать, их надо «нести в массы». Православие не напрасно называют «религией любви», — как ни одна иная вероисповедание, оно беспокоилось о интимных вето, оно тщательнейшим образом наблюдало за качеством и сохранностью умных поз.
Как это ни странно, выходит, что сексуальная революция и классическая нравственность действительно нисколечко не противоречат друг дружке. Совпадение тут не только лишь наружное, но также и внутреннее, так как новая независимость секса обращает его в полностью внутренний парадокс. Первая сексуальная революция отпустила в сексе тело, сняла с него кандалы лишь потом, чтобы турнуть наружу в процессе 2-й революции. Сегодня область интимных опытов из сферы очевидных физических «извращений» передвинулась в возвышенные высоты умного секса. На первый план выходит не борьба с сексуальной нормой, а борьба со своим сознанием, чересчур глупым, чересчур тонким, чересчур одномерным, чтобы поместить в себя бескрайние горизонты свежих перспектив.
Обе они — и сексуальная революция, и классическая нравственность — со своей точки зрения стремятся к восстановлению духовности в сексе. Обе они планируют сделать секс умным, аккуратным, большим. Обе они смотрят на стандартный, химический секс лишь как на неясное, неидеальное, непонятное сходство того, что может быть. И к слову, наиболее перспективна 2-я сексуальная революция как раз в тех государствах, которых первая революция коснулась меньше всего. В этих государствах еще сохранилось отношение к сексу как к завещанному парадоксу. И напротив, те страны, где согласно к сексу чересчур установилась речь «преодоления», «освобождения», «снятия барьеров», осуждены на постоянный водоворот в области очевидного.
За данной риторикой преодоления стоит неясная вера на то, что снимая барьеры и не соблюдая вето, отдавая человека к наиболее простым пластам психики, мы, будто бы, открывает что-нибудь существенное и значительное, для чего эти барьеры надо одолевать. При этом забывают одну явную вещь: независимость, другими словами многообразие перспектив, наступает совместно с усложнением требований игры, а не с их упрощением. Требования игры придумываются не для того, чтобы мешать и теснить, а вот для того, чтобы сделать игру многообразней, — и напротив, несоблюдение требований делает игру простой и неинтересной. Требования игры не удерживают игру — они ее формируют. Если упразднить требования, любой спорт сведется к боксу либо свободной войне, а от любой игры, если облегчить ее до максимума, останется лишь «китайская ничья».
Требования игры — это часть самой игры, как раз они задают то многообразие перспектив и композиций, с которым сталкиваются компаньоны. Ставя границы нашим действиям на очевидном уровне, они принуждают нас пользоваться не менее трудными и любопытными перспективами. Они дают возможность естественную энергию секса из плоскости очевидного перепоручить в 3-е измерение, позволить ей сконструировать трудную отвесную систему. Традиционный образец такого процесса — появление в северной Франции, в дни средневековья, ритуалов учтивой любви, которые с того времени так и остались идеалом. Рыцарские провансальские рыцари умудрились очевидный адюльтер, брачную измену, преобразовать в реальный обряд, с обилием требований, запретов и конвенций. У них получилось раскрыть целую дотоле не бывшую сферу наших ощущений и волнений.
Это суммарный законопроект: чем лучше взвешена система требований, тем увлекательнее игра, тем далее она от рутины и тривиальности. А интимные комплексы — это и есть то, из чего появляются на свет требования игры, то, что их защищает и сохраняет. Как раз потому они так и актуальны. Целые поколения наших родственников работали над тем, чтобы воспитать девушкам комплексы, стеснительность, целомудрие. Они формировали церкви, основывали церкви, монастыри, придумывали любые заповеди и духовные кодексы, — поскольку они осознавали прок в сексе, они знали, чего планируют. И вот, сегодня везде где только можно во всем мире вновь приходит реакционный поворот. Сегодня люди упоминают о Господе, возрождают соборы, организуют презентации против безнравственных кинофильмов, бранят «эту извращенную молодежь», — они планируют вернуть собственные вето, планируют защитить те умные позы, к которым пристрастились. Данный реакционный поворот не должен вызывать у нас ужас — мы-то знаем, что далее секса он не последует. Наступающая сексуальная революция — это реакционная революция, — если хотите, это контрреволюция. Она проходит рука об руку с восстановлением морали, нравственности, хороших ценностей, — она берет их за руку и волочит в кровать.